Неспортивная история - Страница 15

— Шурик, — спрашиваю, — а куда Халява делся?

— Не знаю, — пожимает плечами, — здесь где-то был…

Вдруг слышим шаги. По коридору к нам идут Георгий Матвеевич, Валентина Николаевна, Елена. Лица у всех троих, будто касторки накушались. Серьезные, сосредоточенные.

Подходят. Елена дверь отпирает.

— Заходите, — говорит директор.

И мы потянулись в класс.

А в это время Панов и Халиков спешили к школе.

— Лёш, — вдруг остановился Федюня, когда они уже перешли трамвайную линию, — я туда не пойду.

— Пойдешь, — сказал ему Панов.

— Не, — возразил Халиков. — Скажи, будто ты сам догадался. Она ведь меня…

— Халява, — Панов положил руки Халикову на плечи, — я тебя очень прошу, пойдем!.. Мне одному не поверят, ты же знаешь. Ну, стань ты человеком, хоть на полчаса!

Халиков, опустив глаза вниз, отрицательно замотал головой.

— Что, мне тебя на руках нести, что ли?

Халиков шмыгнул носом, посмотрел куда-то в сторону.

— Ну? — потрепал его по загривку Панов. — Пойдем?.. — Повернулся и за шагал к крыльцу.

Халиков постоял, постоял на месте и поплелся-таки вслед за ним, как на гильотину…

И вот Халиков и Панов стоят у доски, перед классом. Федюня глядит себе под ноги, ощущая себя человеком конченым. Панов смотрит на него, сунув руки в карманы брюк.

За учительским столом Елена, Георгий Матвеевич, Валентина Николаевна.

— Да ведь он его запугал! — вскакиваю с места. — Ведь Халяву запугать…

Тут я затыкаюсь, потому что вижу глаза моих одноклассников. Слов таких еще не придумали, чтобы рассказать, что в этих глазах! Беру свою сумочку и медленно-медленно иду по проходу к дверям. Тридцать пар глаз ведут меня, как под прицелом. Вдруг крик с заднего стола, словно молния. И кричит-то, кажется, Шура-пятиэтажный:

— Держи ее, гадину, а то уйдет!

Все тут же с мест повскакали. Руки ко мне потянулись. Я рванула, как на стометровке.

— Наза-ад! — кричит что есть мочи Елена. — По местам!

И тут я успеваю из класса выскочить…

А в классе все вернулись за свои столы, и Елена, преодолевая удушье, выдавила из себя:

— Откуда в вас это?.. В том, что произошло… Что Серебрякова… Она сама, может быть, меньше всего виновата… И я, конечно, была последней идиоткой, когда понадеялась… Извините… — И Елена выбежала в коридор.

Нашла она меня в спортзале. Я на маты, под брусья забилась и там ревела, как дура. Елена, видимо, долго искала меня по всей школе. Заглянула и в спортзал. Темнота… Она уже было дверь прикрыла, но я всхлипнула громко. Елена нащупала рукой выключатель и в дальнем углу зала зажегся свет.

— Татьяна! — стоит на пороге, зовет меня. — Ты здесь?

Стараюсь не шуметь, задерживаю дыхание.

Елена проходит в зал, ее шаги гулко отдаются во всех углах.

— Где ты, девочка? — спрашивает в пустоту, оглядывается.

И тут я не выдержала. Я уткнулась в мат и так заревела!

— Танечка, — тут же спешит ко мне Елена. — Ну что ты, что ты?! Разве можно так?

— Оставьте меня, — кричу я в истерике. — Уходите! Я вас никого видеть не могу! Не хочу!.. Ничего не хочу!.. Я жить не хочу, слышите?! Оставьте!..

— Что ты такое говоришь, девочка? — Елена прикасается к моему плечу. — Так нельзя… Танечка, милая… Зачем же так? Успокойся, прошу тебя… Не надо, девочка…

Я приподнимаюсь с матов и с удивлением смотрю на Елену.

Ну и лицо, наверное, у меня тогда было! Глаз нет — одни щеки, нос распух, красный, как помидор. Волосы растрепались, пряди мокрые прилипли к щекам.

— Ну что ты, что ты? — говорит она и осторожно тянет руку к моей голове, проводит ладонью по волосам.

У меня снова слезы на глаза. Лицо кривится в гримасе, и я вдруг утыкаюсь в живот Елене, как если бы это была моя мать.

Елена одной рукой прижимает меня к себе, другой гладит по волосам, укачивает, как грудную:

— Ш-ш… Тише, тише, тише!.. Ш-ш!..

— Я… Я…. Я… — задыхаюсь. — Я не хотела… Я ведь не со зла все это… Я от страха…. Елена Михайловна… — перестаю реветь, поднимаю глаза на Елену. — Я всегда боялась. И сейчас боюсь… И вас тоже… И Шлепакова боялась, и пятиэтажного, и Панова, и Марину, и даже Халикова. Честное слово. Даже больше, чем они меня…

— Ну-ну, ну-ну… — приговаривает Елена, устраивает опять мою голову у себя на коленях и укачивает меня, укачивает…

— Мне ведь только пять лет было, — всхлипываю постоянно, — бабушка меня в школу олимпийского резерва за руку привела. И с тех пор ничего в моей жизни, кроме гимнастики… Сборы, тренировки, соревнования… А когда бабушка умерла, я и вовсе в интернат, что при школе, отпросилась. А там своя жизнь… Мне Вадим, наш тренер, говорил: «Ты должна быть первой! Во что бы то ни стало». Я старалась. Вадим всегда рядом, за меня подумает, за меня решит… А здесь как? Все смотрят на тебя, как на калеку… А я думаю, я им все равно докажу! И ведь им нравилось, им ведь нравилось!..

— Да, Танечка, да… — согласно кивает Елена. — Это я во всем виновата.

— Вы — нет, вы — нет, — трясу головой и снова реву, уткнувшись в грудь Елене.

Она укачивает меня, убаюкивает…

…Час прошел, наверное. Может, больше часа… По-прежнему сидим на матах, под брусьями. Я ноги поджала, руками обхватив, подбородок на коленях устроила.

Елена сидит ко мне в пол-оборота, ноги на пол спущены, руками голову подпирает.

— Это сложно, Таня, — говорит. — Может быть, в сто раз сложнее, чем по бревну без ошибок пройти. Ты думаешь, я сама все знаю? — вздыхает. — Иногда сидишь дома, думаешь о вас… И даже не представляешь, — как с вами быть, что делать дальше… А муж ругается: отвлекись, расслабься…